Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. Если умереть до выхода на пенсию или через год после, что будет с отчислениями в Фонд соцзащиты? Возможно, мы сделаем для вас открытие
  2. Лукашенко поделился «инсайдом», о котором не говорил россиянам: «Западные спецслужбы говорят о Беларуси как о возможном месте эскалации»
  3. «Приехали на переговоры». В московском офисе Wildberries произошла стрельба, два человека погибли
  4. Депутаты в первом чтении приняли изменения в Уголовный кодекс. В нем появится статья о насилии или угрозах бывшему президенту
  5. Опубликованы последние 12 фамилий политзаключенных, которые вышли по помилованию ко Дню народного единства
  6. «Акт исторической справедливости»? Вот кому Кремль на самом деле хотел передать Западную Беларусь — и почему изменил планы
  7. Беларусской экономике прогнозировали непростые времена. Похоже, они уже начались
  8. Из первоначального состава Переходного кабинета, кроме Тихановской, остался только Павел Латушко. Спросили у него, что происходит
  9. Российская армия, похоже, захватила еще один город в Донецкой области и продвигается в Торецке, к Угледару и Покровску
  10. По госТВ показали обвиненного по делу о «захвате власти» Юрия Зенковича. Посмотрите, как он изменился всего за два года после суда
  11. Силовики «пробивают» людей по публичным сервисам. Показываем, как это работает


Отрывок из этого интервью вы могли прочесть в прошлую субботу — когда в России был в разгаре мятеж Евгения Пригожина. Джон Болтон работал в администрациях нескольких президентов США, а при Дональде Трампе занимал должность советника по национальной безопасности. Мы поговорили с политиком о ситуации в регионе, суде над Лукашенко, освобождении политзаключенных и планировании государственных переворотов.

Джон Болтон во время встречи с Александром Лукашенко. 2019 год, Минск. Фото: president.gov.by
Джон Болтон во время встречи с Александром Лукашенко. 2019 год, Минск. Фото: president.gov.by

— Осенью 2018 года у вас была рабочая поездка в Москву, вы встречались с Путиным, Лавровым, Шойгу. С кем-нибудь из этих политиков вы обсуждали Беларусь и Лукашенко?

— Я думаю, что этот вопрос звучал в более широком контексте. Я ушел из правительства примерно через две недели после встречи с Лукашенко [в 2019-м], поэтому у меня не было возможности поговорить об этом с Путиным или другими официальными лицами РФ. После одной из встреч с президентом России я планировал посетить Кавказ. И когда мы прощались, он сказал: «Я так понимаю, вы поедете в Азербайджан, Армению и Грузию». Он сделал это просто, чтобы я знал, что он в курсе, куда я направляюсь. Но в центре внимания по большей части были вопросы, касающиеся Украины. От советников Путина в большинстве и от самого Путина в частности я слышал мнения, что Украина — это нелегитимное, несостоявшееся государство. Они считали, что она была отрезана Западом от России, чтобы ослабить последнюю. И это, по их мнению, рациональная причина для того, чтобы Украины не существовало. И я думаю, что в тот момент они придерживались такого же мнения о Беларуси и других бывших советских республиках.

— Вы были советником Трампа по нацбезопасности. По вашим словам, вам часто приходилось объяснять президенту вопросы геополитики: «Он считал, что Украина — это, по сути, часть России». Трамп что-нибудь знал о Беларуси и Лукашенко?

— Я не думаю, что он знает. У него были трудности с географией, историей и тому подобными вещами. В какой-то момент он сказал Джону Келли, когда тот был главой администрации Белого дома: «Разве Финляндия — это не часть России?» Из-за таких вещей оставлять Трампа наедине с Путиными было проблематично.

— Трамп не особо интересовался проблемами Восточной Европы?

— Он всегда был сосредоточен на том, как события в мире могут принести ему политическую пользу в Соединенных Штатах. Так, например, когда президент Польши Анджей Дуда приезжал с визитом или когда они созванивались, чтобы обсудить вопрос большого количества выходцев из Польши в США и нашу политику, Трамп понял, что должен обратить внимание на президента Дуду, который много говорил о Восточной Европе. Но я думаю, что у него это в одно ухо влетело и из другого вылетело.

Владимир Путин и Джон Болтон во время встречи в Москве, июнь 2018 года. Фото: kremlin.ru
Владимир Путин и Джон Болтон во время встречи в Москве, июнь 2018 года. Фото: kremlin.ru

— Как в США смотрели на белорусскую оппозицию и ее возможности, когда вы работали в Белом доме?

— Действия оппозиции в 2018 и 2019 годах были не столь заметным. Демонстраций не проводилось. Я не смог задержаться в Минске достаточно долго, чтобы встретиться с кем-либо, кроме Лукашенко и министра иностранных дел. Моей целью было понять, есть ли способ «оторвать» Лукашенко от Путина без оглядки на правозащитное сообщество. Я думаю и продолжаю так думать, что, если бы Беларусь была поглощена Россией, правозащитное сообщество было бы в гораздо худшем состоянии, чем оно есть сейчас. Не подумайте, никто не пытается легитимизировать режим Лукашенко.

Но у нас никогда не было возможности детально обсудить эту стратегию.

Я думаю, что если бы она появилась, то движение за демократию и действия тех, кто хотел свободного правительства в Беларуси, стали бы важным фактором в «отстранении» Лукашенко от Москвы. Ведь он, возможно, хотел бы остаться у власти, но он определенно не хотел бы оказаться в тюрьме ни при каких обстоятельствах. И, знаете, хорошая вилла на Ривьере, когда к власти придет новое правительство, могла бы стать приемлемым выходом.

— Сейчас среди белорусской оппозиции идет бурная дискуссия, касающаяся вопросов политзаключенных и о том, как их освободить. Кто-то говорит, что нужно договориться с режимом Лукашенко и убедить его отпустить часть политзаключенных в обмен на отмену некоторых санкций. Как вы думаете, имеет смысл вести переговоры с авторитарным режимом?

— Я считаю, что в данный момент, вероятно, нет смысла это делать. Потому что я не думаю, что оппозиция ведет переговоры с позиции силы. Из-за войны в Украине Беларусь еще больше сблизилась с Россией. В добавок, исходя из публичных заявлений, еще и ядерное оружие разместили на вашей территории. Хотя в Калининграде оно давно уже есть, так что я не особо понимаю, какое имеет значение это размещение. Я думаю, что Лукашенко чувствует давление со стороны Кремля. Учитывая тот курс, которому он следовал и который постоянно крутился вокруг одной идеи — удержаться у власти. Прямо сейчас его отношения с Москвой слишком тесные, чтобы пойти на какие-либо существенные уступки. Постороннему человеку, такому как мне, очень сложно судить в этой ситуации, и я понимаю озабоченность по поводу освобождения заключенных. Но я думаю, что нужно все же мыслить более глобально. А глобальная цель в конечном счете — это свободное правительство, не находящееся под контролем Москвы и не подчиняющееся Лукашенко. Как я уже сказал, я не думаю, что сейчас подходящее время для подобных переговоров.

— Согласились бы стать посредником в таких переговорах, если бы вам предложили?

— Я не думал о чем-то подобном. Но если бы участие авторитетного «аутсайдера» помогло, то это мог бы быть и кто-то другой. Кто-то, чья позиция в отношении Путина хорошо известна. Вы знаете, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы помочь. Даже не совсем понимая всех деталей — я только за.

Татьяна Хомич с портретом сестры Марии Колесниковой на Парламентской ассамблее Совета Европы. Сентябрь 2021 года. Фото: Штаб Виктора Бабарико
Татьяна Хомич с портретом сестры Марии Колесниковой на Парламентской ассамблее Совета Европы. Сентябрь 2021 года. Фото: штаб Виктора Бабарико

— В Украине идет контрнаступление, как его исход повлияет на геополитическую ситуацию в Европе в целом и в Восточной Европе в частности?

— Если исход будет очень положительным для Украины и российские войска будут отброшены далеко назад, если смогут разрушить сухопутный мост между Донбассом и Крымом, это может обеспечить Украине сильную позицию в войне. Если же исход будет не таким положительным, я боюсь, что Путин попытается достичь дипломатическим путем того, чего не смог достичь военным. Но Россия будет рассчитывать на усталость от войны и Германии, и Франции, а также Соединенных Штатов. Так что многое зависит от фактического исхода наступления Украины и войны в целом. Я также беспокоюсь, что даже если Украина добьется успеха, люди скажут: «Хорошо, вы вернули часть территорий, которые потеряли с февраля прошлого года. А сейчас самое время для прекращения огня, потому что в будущем эта линия, где будет прекращен огонь, может стать границей де-факто». И с украинской точки зрения, позиция всех стран НАТО должна быть такой: требовать полного восстановления суверенитета и территориальной целостности. Если мы не будем настаивать на этой позиции, это будет победой Кремля.

— По вашему опыту, есть ли шансы на смещение Путина или переворот в России в перспективе ближайших лет?

— Я думаю, что позиции Путина сегодня слабее, чем были до вторжения. И в этом не стоит сомневаться. Но следует иметь в виду, что нынешнее российское правительство не имеет в себе структуры, которая привела бы к упорядоченной передаче власти. Даже во времена холодной войны, когда Никита Хрущев потерпел неудачу во время Карибского кризиса, рядом с ним было Политбюро, которое могло сказать: «Ладно, тебе пора уходить в отставку». Сегодня такого органа нет. Итак, чтобы произошла смена власти, Путин должен либо уйти добровольно, либо должно произойти то, что стало бы государственным переворотом. Возможно, руками военных или спецслужб. Я не думаю, что мы до этого уже дошли. Я не думаю, что позиции Путина находятся в такой опасности. Но я также не понимаю, как он будет оставаться у власти в долгосрочной перспективе, если Россия будет той, кто проиграла войну. Может быть, он сможет продержаться. Но это ослабит центральное правительство. И меня это беспокоит, ведь мы не знаем, к чему может привести неконтролируемая фрагментация России, особенно в азиатской части, где это было бы большим преимуществом для Китая.

— Считаете ли вы, что России без Путина будет хоть немного лучше, чем сейчас с ним?

— Конечно, нет никакой гарантии, что все люди, которых я знаю, а именно Николай Патрушев (секретарь Совета безопасности России. — Прим. ред.), Сергей Шойгу (министр обороны России. — Прим. ред.), Валерий Герасимов (глава Генштаба России. — Прим. ред.), — это возможные преемники. Я думаю, что они такие же, как и Путин, а возможно, даже хуже. Неверно думать, что свержение этого режима приведет к созданию демократической России. Я бы хотел, чтобы это было правдой. Но это маловероятно.

Боец частной военной компании "Вагнер" стоит на страже на улице возле штаба Южного военного округа в городе Ростов-на-Дону, Россия, 24 июня 2023 года. Фото: Reuters
Боец частной военной компании Вагнера стоит на страже на улице возле штаба Южного военного округа в городе Ростов-на-Дону, Россия, 24 июня 2023 года. Фото: Reuters

— В интервью CNN в 2022 году вы сказали, что участвовали в планировании государственных переворотов, потом добавили, что не будете вдаваться в подробности. За все ваше время работы на разных позициях в государственном секторе вы когда-либо участвовали в планировании государственного переворота в странах Восточной Европы?

— Что ж, мы думали о многих вещах. Вообще — это главное, что мы должны делать в рамках своей работы. Ты всегда должен обдумывать варианты. Когда Советский Союз распался, у нас был оптимистичный настрой, что демократия и свободная рыночная экономика укоренятся во всех бывших республиках. Я помню первую встречу между Джеймсом Бейкером, который тогда был госсекретарем США, и министром иностранных дел Беларуси [Петром Кравченко] в Нью-Йорке на Генеральной Ассамблее ООН в 1992 году. Тогда казалось, все будет двигаться в правильном направлении. К сожалению, только казалось. И, вы знаете, мир и безопасность в Европе — это по-прежнему часть фундаментальной политики США и это в наших национальных интересах. Пока мы этой цели не достигли. Президент Джордж Буш-старший говорил о «свободном мире от Ванкувера до Владивостока». И это то, над чем нужно работать. Война в Украине должна привлечь к этому вопросу еще больше внимания со стороны Европы и США. В следующем году у нас намечаются президентские выборы, и я надеюсь, что этот вопрос станет частью обсуждения.

— Вы верите в возможность привлечь Путина и Лукашенко к международному суду?

— Я не поклонник Международного уголовного суда в Гааге, потому что, по моему мнению, он не находится под законным конституционным контролем. И я действительно думаю, что если мы хотим строить свободное общество, расширять права и возможности граждан и обзавестись эффективным самоуправлением, то лучшим местом для суда над Лукашенко за преступления, которые он совершил, — это Беларусь. Как для Путина — Россия. Это может звучать противоречиво, но именно так люди достигают политической зрелости. Через встречу лицом к лицу с человеком, который совершал преступления от их имени и через справедливый суд, в котором у него будет право на защиту, где можно будет прийти к правильному решению. Это трудно. Но я думаю, что это укрепит нацию.