Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. Чиновники придумали очередные налоговые новшества для населения (многим придется раскошелиться)
  2. «Беларускі Гаюн» сообщил подробности ночного прилета российских дронов. Их было как минимум восемь, один долетел до Новогрудка
  3. «Происходят катастрофические вещи». Мнение психиатра о том, что кроется за усиливающимся подхалимством в отношении Лукашенко
  4. Литовцев предупредили об опасности из Беларуси. Что на этот раз?
  5. В Варшаве ответили на предложение Воскресенского главе МИД Польши лично приехать и забрать Почобута
  6. «Мне теперь приходится прятаться в квартире». Еще на одну беларуску напали в Варшаве
  7. ISW: ВСУ восстановили позиции под Покровском, а россияне продвинулись около Торецка
  8. Если Украина будет успешно продвигаться в Курской области, Беларусь может вступить в войну? Мнение
  9. В Беларуси — автомобильный «хапун». Установлен месячный рекорд по покупке новых машин (какая марка разлетается как горячие пирожки)


Александр и Константин — бывшие политзаключенные. Один осужден за протесты «первой волны» по громкому делу о разрисованных на поле тюках. Второй из тех, кто оказался в руках силовиков позже, когда суды над инакомыслящими были поставлены на поток и уже не привлекали столько внимания. Оба после освобождения вынужденно покинули Беларусь. Оба признаются, что выжить дома, во время заключения и после выхода на свободу, и в эмиграции, когда пришлось строить жизнь с нуля, помогла солидарность и поддержка родных, друзей и совершенно посторонних людей.

«Идешь покупаешь что-то человеку в магазине, некоторым помогал, чтобы банально сюда доехать могли»

Александр Бобко с изображением тюков, которые разрисовывал. Фото: Правозащитный центр "Вясна"
Александр Бобко с изображением тюков, которые разрисовывал. Фото: Правозащитный центр «Вясна»

Александр Бобко был в группе людей, которая разрисовала на полях тюки с сенажом. В 2021-м дело было громким, а имена его фигурантов — на слуху. Всего по этому делу задержали и осудили семерых. В неволе мужчине пришлось пробыть чуть меньше года, на свободу он вышел в мае 2022-го.

— И знакомые, и незнакомые люди приходили, благодарили, что мы не трусы, — вспоминает он то время. — Как-то ехал на электричке в Минск — мужчины заулыбались, пожали руку. Было приятно. Часто кто-то подходил, я даже не знал, что это за люди. Помню, когда в СИЗО новые хлопцы заходили в камеру, рассказывали о воле: «Хоть многие и боятся говорить открыто о политике, видно по взглядам, кто есть кто». Когда сам вышел, в транспорте, на улице это замечал по глазам — люди переживают за нас, политзаключенных.

Дома Александр пробыл 4,5 месяца. Говорит: был уверен, что силовики, если понадобится, найдут на него что-то еще. А «заехать» на еще один срок мужчина не хотел, потому решил уезжать. Подтверждение опасениям увидел на границе — люди в погонах долго изучали его документы. Говорит, тогда мысленно решил убегать, «даже если будут стрелять, — бежать из Беларуси, а дальше что будет, то будет».

— Дома я никому не говорил, что уезжаю. В стране, куда ехал, об этом знали несколько человек — вот от них «первую помощь» и получал, — рассказывает он о начале жизни в эмиграции. — Сюда до этого приехали две мои «подельницы», искали жилье, мы были на связи и сняли так на троих частный дом. Живем все вместе — они со своими семьями, детьми, я один. Помогаем друг другу. Когда приезжают другие беларусы, помогаем им — зовем к себе, иногда просто на шашлыки собираемся.

С поиском работы, продолжает Александр, тоже помогали «подельницы» по уголовному делу. Устроился он к беларусу на хорошую зарплату, но все же долго работать не смог.

— Очень ему благодарен, но спустя время ушел — честно ему сказал: «Я очень люблю работать с деревом, и отец мой, деды были плотниками. А сюда хожу как на каторгу». Через еще одного нашего нашел частную фирму в сфере деревообработки. Сейчас работаю в новом месте — зарекомендовал себя, иногда замещаю прораба, когда он в отпуск идет, и просто кайфую от этой работы!

Александр стал частью местной диаспоры. Теперь старается платить той же монетой — отзывается на просьбы о помощи беларусам, как когда-то другие откликнулись и поддержали его.

— Я сам в Беларуси задержался, чтобы еще паспорт заменить, немного заработать, чтобы ехать не пустым. Но многие наши едут, и у них ничего, вообще ничего нет, в карманах пусто. Я с такими сталкивался — идешь покупаешь что-то человеку в магазине, некоторым помогал, чтобы банально сюда доехать могли. Я же понимаю, что сам мог оказаться в такой ситуации. И считаю, что без разницы, чем помочь. Можно кусок мыла, зубную пасту, носки, даже трусы, что угодно принести — это все денег стоит.

«Очень не хочу, чтобы беларусы сдавались»

Александр Бобко на акции беларусской диаспоры за рубежом. Фото: Радыё Свабода
Александр Бобко на акции беларусской диаспоры за рубежом. Фото: Радыё Свабода

При этом собеседник отмечает, что многим, кто прошел тюрьмы и бежит из страны, необходима и моральная опора, психологическая помощь. Хотя признается, что сам долгое время отказывался.

— У нас почти у каждого этот ПТСР, хотя может казаться, что его нет. Когда-то давно мне еще сестра говорила попробовать работать с психологом — я отмахивался: «Я что — псих, чтобы к психологам да психиатрам ходить?!» Не думал, что так можно, но теперь и сам советую другим мужчинам, женщинам, объясняю, что можно менять специалистов. Сам с психологом работаю по сей день. Вот на той неделе сложилась какая-то такая ситуация — и в Беларуси проблемы, и тут… Было очень тяжело, тревожно, накрыло меня полностью. Я ночевал на работе и, признаюсь, хотел себе резать вены. Но психолог меня остановил, и я благодарен ему за это.

Александр говорит, что не менее важны поддержка и простое общение.

— Скажу по себе, что можно даже просто «напрашиваться» на разговор к тем, кто вышел из колонии, с «суток». Просто сказать: «Давай поговорим, я хочу твой голос услышать. Как твой день прошел, чем ты занимался?» Человеку легче станет. Если у него не получается с той же работой, никуда не берут — скажите: «Не волнуйся, найдешь что-то со временем». Может, посоветовать, к кому обратиться. Иногда пойти даже подсобным рабочим каким — и то уже какие-то деньги. Если получается, продуктами, деньгами поддержите. Я сам стараюсь так помогать. Мне без разницы, кому руку протянуть, — хоть бывший политзаключенный, хоть просто от преследования бежал. И беларусы тут не отказывают, и местные входят в положение.

Мужчина говорит, что большинству экс-политзаключенных после выхода на волю нужно восстанавливать здоровье, и с этим выехавшим тоже часто помогают диаспоры, а дома в Беларуси — семья и близкое окружение.

— Нужно проходить обследования, потому что мы сами не знаем, в каком состоянии организм вообще. Я прошел через «пресс-хату», там били по прооперированному колену, сидеть разрешали только на лавке или бетоне, а до этого одежду с меня сняли. Вы ж понимаете, что даже в штанах там холодно сидеть… Ночью спали на железе, при свете. Все это сказывается — у всех садится зрение, появляются проблемы с зубами. Мне вот сейчас надо оперировать суставы и связки на обоих коленях — после тюрьмы они трещат. Но люди отзываются. Могу сказать, что после тюрьмы с медобследованием, лечением мне помогли на 100%.

Александр Бобко говорит, что большинство людей в стране за прошедшие годы не стали любить власть и продолжают, хоть и не публично, поддерживать тех, кто от ее действий и преследования пострадал. При этом с сожалением замечает, что в диаспорах снижается интерес к акциям солидарности.

— Надо что-то для Беларуси делать, показывать, что мы не сдались и не сломались. И я надеюсь, что те, кто сидит сейчас, хоть им все тяжелее и тяжелее, все равно знают, что мы их поддерживаем. Душа болит за каждого, — говорит мужчина.

 — Очень не хочу, чтобы беларусы сдавались или боялись режима, — хватит. Уже набоялись в 2020-м и раньше, — добавляет он.

«Когда о политике тема заходит, понятно, что они тех же взглядов, но вера, что что-то изменится в ближайшее время, — пропадает»

Исправительная колония № 3, Витебск. Фото: Белсат
Исправительная колония №3, Витебск. Фото: «Белсат»

Константин (имя собеседника изменено в целях безопасности) активно высказывал свою позицию и протестовал, был на виду у силовиков с 2020-го, но в колонию попал после начала войны в Украине. В заключении провел два года. Говорит, что отсутствия поддержки с воли не ощущал.

— Постоянно передавали приветы, через семью присылали фотографии. Мама по телефону рассказывала, что друзья приезжают, поддерживают — что адвокатов оплатили, почти все посылки в СИЗО собирали тоже они. Иногда говорила: «Вот эти витамины тебе этот друг купил, спортивный костюм — тот».

Константин оказался за решеткой позже «первой волны». К тому времени «на зоне» прочно закрепился запрет на письма от посторонних людей.

— Письма от чужих людей туда не поступают вообще — только от близких родственников, записанных в личное дело. С посылками то же самое. За все время мне не передали ни одного такого письма. Но все равно я вижу смысл людям с воли писать и дальше — это и помогает им чувствовать свое участие во всем этом, и заставляет сомневаться тех же цензоров в колониях, которые это читают, фильтруют и выбрасывают.

В СИЗО, говорит, с этим было чуть проще — иногда доходили письма от двоюродной сестры, от коллеги и друзей.

— Но это мизерная часть, от мамы я знал, что мне пишет много людей. Я написал заявление на начальника СИЗО, он приходил на разговор и прямо сказал: «Вы же понимаете, что находитесь здесь в изоляции, в том числе и информационной».

По словам Константина, в колонии политзаключенным тоже стараются показать, что о них все забыли и солидарности нет, особенно первое время после прибытия. Бывает, когда таких новичков переводят из карантина в отряд, сотрудники «просят» остальных с ними не общаться, иначе будут проблемы.

— Я это называл «программой экстремиста». Задумано так, что человек сначала на карантине в изоляции, еще там почти обязательно он побывает в ШИЗО, а дальше, говорят, в отряде должно быть легче. Тут он приходит в отряд — и с ним никто не разговаривает. Со мной вот чай нельзя было пить. За это, например, человеку не пропускали посылку: «Ну, ты ж с таким-то общаешься — что ты еще хочешь?!» Когда через это прошел сам, старался новичкам быстро объяснить: «Меня так и так зовут, сейчас с тобой люди могут не общаться, потому что им угрожают. Потом все наладится».

Говорит, волной солидарности просто накрыло в день освобождения. Друзья приехали встречать из колонии на нескольких машинах. А вечером в гости пришли даже те, у кого родственники работают в «органах» и, как считал Константин, могут от него отвернуться. Вообще первое время друзья очень поддерживали и морально, и финансово, добавляет он.

— Еще яркий момент был, когда пошел в поликлинику, врачом оказалась моя соседка, но не узнала меня, потому что сильно похудел. Говорю на приеме: «Хотел бы сдать анализы, недавно из мест лишения свободы вышел…» Она смотрит: «Ой, вы же наш сосед! Я так рада, мы так ждали вас!» Побежала все сама поузнавала: «Давайте и этот анализ вам назначим, и этот, этот сделаю». Было очень приятно.

И все же, отмечает экс-политзаключенный, атмосфера в обществе внутри страны, по сравнению с 2020-м, изменилась.

— Даже по своим друзьям, которые со мной были активны в 2020-м, вижу какую-то безысходность, полудепрессию. Заметил, что многие набрали вес — что девчонки, что парни, — наверняка не от хорошей жизни. Чувствуется подавленность. Когда о политике тема заходит, понятно, что они тех же взглядов, но вера, что что-то изменится в ближайшее время, пропадает, — говорит собеседник. — Я и предполагал, что на фоне запугивания в обществе могут начать бояться, а кто-то даже и разочаруется во всем. Но так бывает, ничего страшного. Единственное, что меня сильно расстроило, — на предприятии, где я работал (а оно у нас было очень протестным), многие, кто был против Лукашенко, стали за Путина. Ребята, с которыми я общался, говорили, что таких чуть ли не большинство, но в такое я даже верить не хочу.

«Эти люди стали для меня друзьями»

Снимок носит иллюстративный характер. Фото: TUT.BY
Снимок носит иллюстративный характер. Фото: TUT.BY

Константин уехал из страны в феврале 2024-го, не дожидаясь визы. Говорит, почувствовал повышенный интерес со стороны милиции и понял, что высок риск снова попасть за решетку.

— Когда собирался, зашел в местный протестный чат, перелистал кучу сообщений и узнал никнейм человека, с которым когда-то общались по протестной тематике. Написал, напомнил о себе — тот отвечает: «О, к*рва, ты ли это?!» (смеется) Вот к нему я и поехал. Он и другие ребята помогали с жильем, пока я искал себе комнату, эти люди стали для меня друзьями, — вспоминает он, как обосновывался на новом месте с нуля. —  В местной диаспоре меня приняли, позвали беларусов на встречу — мы со всеми общались, наверное, часа три. Тут люди мне собрали какую-то сумму — это помогло в первое время, потому что из-за большого наплыва украинских беженцев сильно поднялись цены на жилье. Моя комната на 9 «квадратов», чтобы вы понимали, стоит около 350 долларов. Еще одна из беларусских инициатив помогала и помогает до сих пор мне по здоровью — медикаменты, витамины, сейчас вот зубы лечу.

В новой стране Константин подался на международную защиту и уже около четырех месяцев ждет результатов рассмотрения дела. Работать по правилам он не имеет права и говорит, что для него это единственная на данный момент существенная сложность в эмиграции. В остальном все налаживается.

— Люди, с которыми я тут общался первое время, помогли выйти на BYSOL — там мне собрали сумму, которая позволяет даже оставшиеся до получения разрешения на работу месяцы жить более-менее комфортно. Для себя я определил, что, как только встану на ноги, буду помогать донатами таким же, как я сам.

Пока же, рассказывает Константин, он консультирует новичков, как оформлять в местных органах власти документы, поддерживает политэмигрантов морально. А еще познакомился с девушкой, которая так же, как и он, вынуждена была уехать из-за преследований.

— У нас завязались отношения — безмерно этому рад. Хочется, конечно, уже работать и иметь финансовый фундамент, потому что тревожность в этом плане есть, хоть я и на позитиве всегда. Но стараюсь что-то делать, пробовал пока подрабатывать. Как-то в аренду взял велосипед на неделю, зарегистрировал в доставке аккаунт на своего друга, но приложение оказалось непопулярным — и в итоге я даже аренду велосипеда не смог отбить (смеется). Но ничего!

Константин шутит, что надеется на скорый «подарок» в виде ВНЖ, потому что планов на будущее у него много. Мужчина дальше строит свою жизнь и отмечает, что для тех, кто прошел через политические задержания и сроки, важно в первую очередь чувствовать, что они не одни, и сохранять веру в лучшее.

— Я, помню, другу домой как-то написал: «Слушай, я в Беларуси уголовник, а здесь вроде как герой» (смеется). Было такое ощущение, потому что поддержка просто дикая. Но, я думаю, для тех, кто вышел из тюрем, важно в принципе получать моральную поддержку. Если «политический» на свободе и никто на него не обращает внимания, может сложиться ощущение, как в зоне, — что о тебе никто не вспоминает, не поддерживает. Если хочется сказать пару добрых слов, думаю, это стоит сделать — любой будет рад их услышать, понять, что он не один и поступил правильно, что когда-то высказался.

 

Пройти через беларусскую судебную систему и остаться собой — непростая задача. А когда худшее закончилось, бывшие политзаключенные вынуждены заново строить жизнь в новой стране. Это тоже сложное дело, которое требует времени и ресурсов. Множеству таких беларусов уже удалось закрыть сборы благодаря людям, неравнодушным к их историям. Мы благодарим каждого, кто не остается в стороне!

Однако «Зеркалу» тоже нужна ваша помощь. Финансовая поддержка читателей позволит нам создавать такие материалы, как этот, и помогать другим людям, которым это необходимо.

 

Поддержите редакцию

Станьте патроном «Зеркала» — журналистского проекта, которому вы помогаете оставаться профессиональным и независимым. Пожертвовать любую сумму можно быстро и безопасно через сервис Donorbox.



Всё о безопасности и ответы на другие вопросы вы можете узнать по ссылке.